«Моя жизнь. От зависимости к свободе»

И в начале 1991 года, и в пору, когда перестройка зашла в тупик, мало кто думал, что такая страна распадется так быстро. Мы читали Шеварднадзе, который писал: «Я чувствовал, что распад Советского Союза неизбежен, однако предполагал, что это случится только лет через 10 –15…» Но эти слова опубликованы через 18 лет после распада страны. К тому же в марте того года в СССР был проведен общесоюзный референдум, на котором 76% участников проголосовали за сохранение и обновление Союза. Казахстанцы в своей массе поддержали это. Итоги референдума открыли дорогу для подготовки проекта нового Союзного договора. Было ясно, что ни одна из республик не могла самостоятельно выйти из кризиса, охватившего огромную страну. Еще одной причиной, по которой мы были заинтересованы в подписании нового Союзного договора, явилось то, что очень многих вдохновили планы «обустройства России». Эти планы предусматривали и пересмотр границ между республиками. Подогреваемые реакционными силами, отдельные политические и общественные деятели вновь стали одержимы вредной идеей «спасительства» и под флагом демократии вернулись в орбиту прежнего имперского и великодержавного сознания. Конкретно это проявилось в территориальных претензиях, которые начали предъявляться ряду бывших союзных республик. По этой причине некоторые из них ускорили провозглашение своей государственной независимости. Яркий тому пример — последствия декабрьского референдума в Украине. Республика, твердо придерживавшаяся курса на государственную независимость, при отсутствии должных действий со стороны Центра, практически вышла из процесса нового объединения. 14 ноября на совещании Государственного совета, проходившего без участия представителя Украины, М. С. Горбачев опять не захотел прислушаться к единогласному мнению руководителей республик. В тот раз он заявил, что не представляет себе экономическое единство без единства политического, и настаивал на необходимости централизованного государственного образования. Скажу больше: Михаил Сергеевич заявил, что уйдет с поста, если его предложение не будет принято.
По ряду важных показателей положение дел в нашей республике в сравнении с другими регионами обстояло лучше. Мы достигли этого в первую очередь благодаря стабильности и умению правильно организовать работу. И все же полностью выйти из кризисной ситуации не удалось. Главная причина — в запутанной и закрепощенной за десятилетия структуре промышленности республики, в результате чего Казахстан превратился в регион, производящий только сырье. Выгоду от нашего сырья извлекали другие. После Декабрьских событий 1986 года в центральной печати даже появлялись материалы, в которых говорилось, что Казахстан не ценит хорошего к себе отношения, что он забыл о том, что живет на иждивении у других. С чисто формальной стороны это было похоже на правду. Разница между национальным доходом Казахстана и расходом национального дохода на его развитие составляла пять миллиардов рублей. Таким образом, республике из союзного бюджета ежегодно выделялось по 2–2,5 миллиарда рублей дотаций. Под лозунгом сдачи государству одного миллиарда пудов казахстанского зерна с учетом и кормового (кстати, для пущей важности употреблялась именно эта давно забытая мера, хотя были привычные измерения: килограмм, тонна; поэтому пересчитывали на 1 пуд 16 килограммов 380 граммов) весь собранный урожай сдавался государству. Затем этот же хлеб, чуть ли не выпрашивая, покупали обратно в качестве семян и корма для скота. Конечно же, в этих условиях сельское хозяйство было дотационной отраслью. В итоге богатый и наземными, и подземными богатствами Казахстан не мог избавиться от ярлыка дотационной республики. Если же вы изучите проблему глубже, то придете к совсем другим выводам. Секрет вышеприведенного бюджетного несоответствия заключался в том, что из-за неоправданно низкой цены своей продукции Казахстан не мог делать адекватный обмен с другими республиками. Помнятся такие факты. В Актюбинской области горнорудный комбинат (Донской ГОК???) производил 95 процентов хромовой руды всей страны. Каждую ее тонну комбинат реализовывал по 27 рублей. А Министерство внешнеэкономических связей СССР продавало эту руду за рубеж по 100 валютных рублей. На первый взгляд кажется, что продано всего лишь втридорога. Но это не так. С учетом покупательной способности рубля цена руды получалась в 23 раза выше первоначальной. Балхашская медь продавалась дороже в 16 раз. Вышеуказанное министерство ничего не оставляло от валютного поступления ни предприятию, ни региону. Трудовые коллективы вечно выпрашивали у союзных министерств мизерные доли своих доходов. Как можно было терпеть такое?! Сегодня, наверное, никто не поверит в то, что в те годы даже для строительства детского сада требовалось разрешение Москвы.
Августовский путч ясно показал, насколько огромны были противоречия между старым тоталитарным режимом, прежней идеологией и новыми демократическими устремлениями народов. Так, реакционные силы под маской компартии противостояли объективному развитию истории, цеплялись за бразды ускользающей власти, тщетно пытались возродить вконец сгнивший имперский, тоталитарный режим. После этого стремление республик к полной государственной независимости стало результатом не только роста национального самосознания, но и борьбы за освобождение от оков тоталитарного Центра. Другими словами, путч ГКЧП принес и определенную пользу. Во-первых, он ускорил уход с исторической сцены КПСС, которая и без того стояла на грани краха, во-вторых, дал начало истории независимости союзных республик. Так, Украина тотчас же за августовским путчем, 24 августа, провозгласила свою независимость. Я тоже решил воспользоваться тем моментом, когда Ельцин, взобравшись на танк, призвал москвичей на баррикады и когда Горбачев, освободившись из форосского «плена», прибыл в российский парламент и на виду у всех, умоляюще глядя на Ельцина, был вынужден подписать поданные им бумаги (автоссылка). Словом, воспользоваться моментом перед крушением центральной власти. Да и время для этого вполне созрело. Как известно, в те дни я своим указом закрыл Семипалатинский испытательный полигон, о чем рассказано в предыдущей главе. (автоссылка).
Было ясно, что страна под названием СССР не продержится долго в ее прежнем виде. Почему? На проходившем в 1990 году IV Съезде народных депутатов СССР я дал всем понять, что не особо переживаю и суечусь из-за слов о близкой кончине Союза. Я не скрывал и того, что не собираюсь винить за это союзный Центр. Потому что рано или поздно такой момент должен был наступить. Дом с неправильно заложенным фундаментом не простоит долго. По этой причине с апреля 1985 года, когда в нашу жизнь ворвался свежий ветер перемен, начали сотрясаться стены последней в мире империи. Советский Союз изначально держался на политике и идеологии. Тогда как любое государство должно базироваться прежде всего на экономике. Экономика, сделанная из политики, всегда и заведомо слабее политики, сделанной из экономики.
В верности этого вывода меня окончательно убедили два обстоятельства. Первый — поездка в Китай летом 1991 года. За неделю пребывания в Китае я увидел, что наши реформы происходят преимущественно в политике, а у них — преимущественно в экономике и что это приводит к конкретным результатам. В сентябре того же года в Казахстан приезжал автор «Сингапурского чуда» Ли Куан Ю, беседы с которым наводили на многие мысли. Опыт интенсивного развития экономики Сингапура и его интеграции в мировой рынок оказался очень полезным для реформирования казахстанской экономики. О многом заставили задуматься и слова большого авторитета в области рынка, американского ученого русского происхождения, лауреата Нобелевской премии Василия Леонтьева, который сказал: «Если вы не откроете дороги перед талантами, то не сможете решить ни одной проблемы». Глядя на эти передовые примеры, я во многих своих выступлениях в Москве и Алматы подвергал резкой критике ошибки Центра в проведении экономических реформ.
Бесславный конец ГКЧП был закономерен. Теперь стало ясно, что никто не может повернуть вспять колесо истории, вновь надеть ярмо тоталитаризма на шею народа, вдохнувшего свежий воздух свободы. Однако ни в коем случае

В то время мы считали, что наш долг — сохранение традиционных дружеских связей со всеми республиками страны. Мы всегда уделяли этому повышенное внимание. И во все времена являемся сторонниками добрых взаимоотношений со всеми странами ближнего и дальнего зарубежья.
В тот период предложение России, Украины и Казахстана создать Союз Суверенных Государств возникло как ответ на негативную политику Центра. Работа по подготовке нового Союзного договора зашла в тупик. Мы тогда прямо говорили президенту СССР, что если подписание будет затягиваться, то республики готовы стать стержнем нового Союза и заключить договор без участия Центра. Это вынудило Горбачева пересмотреть свою позицию относительно содержания и темпов интеграционного процесса. Ново-огаревские встречи начались именно в этот период. Чем они закончились — известно всем. Августовские события были отчаянной попыткой реакционных сил поставить преграду на пути объективного хода истории, возвратить упущенное, оживить вконец прогнивший имперский тоталитарный режим. Путчисты не добились этого, но усилились центробежные процессы. Устремление республик к полной государственной независимости показало не только бурный рост самосознания, но и твердое желание предохранить себя от реанимации тоталитарного центра.
Но и в эту смутную пору Казахстан продолжал упорно и деятельно поддерживать идею сохранения исторического единства. На чрезвычайном съезде народных депутатов СССР я по поручению руководителей республик, участвовавших в ново-огаревском процессе, сделал заявление, в котором предложил коренным образом реформировать систему государственного управления, создать новый, обновленный Союз на конфедерационной основе. Уверен, что в тот период эта идея максимально соответствовала сложившейся политической ситуации. Помощник Горбачева Георгий Шахназаров, активно участвовавший в подготовке ново-огаревских встреч руководителей республик, оценил это так: «Еще одной ключевой фигурой в ново-огаревских «сидениях» был Нурсултан Назарбаев. Я проникся уважением к этому человеку, услышав его выступление на одном из пленумов ЦК. Он рисовал положение без прикрас, говорил резко, но не агрессивно, как иные ораторы. Нередко развязки удавалось находить благодаря тому, что к Нурсултану Абишевичу прислушивались и Ельцин, и Кравчук, и «автономисты». Отстаивая разумную самодостаточность республик в будущей федерации, он в то же время не хотел допустить ослабления союзных функций, сознавал, чем грозит разложение целостного народнохозяйственного организма».
В конце 1980-х годов в бывшем СССР активно велись поиски качественно новой формы федерации, предполагающей отказ от тотального диктата, предоставление союзным республикам широких полномочий вместе с особым правом владения, использования и управления национальными богатствами на своих территориях. А Центр должен был владеть конкретным объемом полномочий, которые республики добровольно делегируют ему по договору. Все эти подходы и принципы должны были быть отражены в новом Союзном договоре. Но дата его подписания все время срывалась и превратилась в очередной мираж. Какой бы проект договора ни рассматривался, Горбачев прежде всего начинал искать в нем себя. Придирчиво беспокоился: «В каком месте здесь я? Где место Кремля? Какова будет роль президента Советского Союза?»
Ново-огаревский процесс, начавшийся по инициативе России, Украины, Казахстана, Белоруссии, был прерван попыткой августовского государственного переворота, после чего мы очутились в ином измерении времени и ценностей. На наших глазах политическая система страны дошла до опасной черты. Попытка путчистов провести силовую реинтеграцию дала обратный результат: она ускорила процесс распада.
Начался кризис государственной системы. Быстрый переход к рынку тоже оказался миражом. Рынок в большинстве случаев превратился в примитивный базар. Приватизация собственности не могла быть эффективной из-за неопределенности с хозяином этой собственности. Бюджет страны стал источником кредитного мошенничества. Демократия как народовластие в большинстве случаев сменилась усилением местничества, борьбой разных влиятельных группировок на пути к власти. Плодами свободы в основном воспользовались не рядовые граждане, а различные криминальные и маргинальные элементы.
Дело было в следующем: в то время у руководителей Союза не было никакой программы конструктивных социально-экономических и политических реформ. Ни одна из фундаментальных основ советской системы — руководящая роль КПСС, монополия государственной собственности, идеологический диктат — не подверглась сомнению и пересмотру. Тогда как главными объектами перестройки должны были быть именно они. В итоге осуществилось не реформирование системы, а наоборот, ее закономерное крушение.
Я не раз говорил о том, что в переходный период, когда менялись экономическая формация и общественная система, неуместно и даже опасно допускать резкое дробление такого гигантского государства, как СССР. Призывал обратить внимание на необходимость поиска пути постепенного перехода к рынку, на возможные трудности в первые полтора-два года при переходе, на то, что придется временно смириться с резким ухудшением благосостояния народа. Постоянно напоминал, что нет другого пути выправления экономики и демонтажа системы, основанной на монополизме и раздаче «ценных» указаний. Мне особенно памятно мое выступление в прямом эфире Центрального телевидения 2 марта 1991 года. Говорю «особенно» потому, что в связи с этой заблаговременно анонсированной передачей в Останкино на мое имя пришло более тысячи писем и телеграмм. А в ходе прямого эфира было задано очень много вопросов.
Мы должны были разъяснить народу суть вопроса, изменить общественное сознание так, чтобы все люди могли проявить заинтересованность в улучшении положения дел. В этом направлении и сделано было немало. Однако история сама свидетель тому, что подкоп под Союз первой начала делать Российская Федерация, некогда заложившая основу огромного государства. Точнее сказать, ее популистские политики. Россия сначала создала свою компартию и разрушила целостность КПСС, а затем первой объявила государственную независимость и разрушила целостность СССР. Это знают все.
Одна из причин потери надежд на обновление Союза — двойственная политика Горбачева. Он метался между различными лагерями, стремясь объединить противоположные, перетянуть на свою сторону даже враждебные ему силы. В конце концов оказалось так, что никто его не поддерживает.
Наверное, правильнее будет ставить вопрос не о том, как распался СССР, а о том, почему он распался. Для нас эта тема очень важна. Мнения тех, кто анализирует причины распада Советского Союза, сводятся к двум моментам. Не стоит брать в счет доводы тех, кто связывает это только с приходом к власти Горбачева. Потому что столь крупные и эпохальные события трудно объяснить деяниями одного человека. Хотя среди приверженцев этой точки зрения есть и немало влиятельных интеллектуалов. Евгений Чазов писал: «Но даже сейчас я не могу однозначно ответить: кто же М. С. Горбачев — герой, перевернувший мир, или предатель, обрекший на гибель великую державу?» А Александр Бовин говорил: «Чтобы властвовать в России, Ельцин развалил Союз». Сказано сильно, если не истолковывать это в пользу упрощенного объяснения проблемы. Хотя правильнее утверждать, что крушение СССР произошло из-за стечения и столкновения очень многих факторов. Среди самых главных из них можно назвать углубление технологической отсталости, неэффективность и перекошенность экономики, львиную долю своих ресурсов тратившей на гонку вооружений. На этом пути руководство страны не устояло и против соблазна использовать золотой запас страны. Так, в 1989–1991 годах Советский Союз продал за рубеж около тысячи тонн золота, то есть бльшую часть этих накоплений. В итоге в фонде осталось всего 300 тонн золота. А это значит, что есть основания верить в информацию о том, что после смерти Сталина в СССР имелось 2 500 тонн золота. Иррациональность в работе Центра еще больше усилил августовский мятеж. Ослабление власти Кремля ускорило распад страны. На глазах разваливалась общая идеология, долгие годы объединявшая народ. Это была трагедия имперского мышления. А любая империя рано или поздно распадается. Других примеров история не знает.
По правде говоря,
Если прислушаться к одному из заслуживающих внимания мнений, то получается: Советский Союз рухнул от совокупного вреда внешних сил, стремившихся уничтожить своего главного идеологического и геополитического соперника, и деструктивных сил, действовавших изнутри. Если прислушаться ко второму, то выходит, что это — давно намеченное с математической точностью закономерное явление, которое и без каких-либо объективных или субъективных причин не могло не случиться именно в тот момент. Эти мнения показывают, насколько расширился диапазон взглядов на современное состояние постсоветского пространства и насколько обострились противоречия между ними.
Отсталое оборудование на предприятиях, старые методы управления, нарисованные показатели выполнения пятилеток приводили к ухудшению жизни людей, удорожанию стоимости товаров, их отсутствию. Это было видно невооруженным глазом.
И вообще, распад любой страны — тяжелый процесс. А распад такой искусственно созданной страны, как СССР, с его многонациональным народом сопровождается огромными трудностями. Скажем, трое детей одних родителей жили в трех республиках. Они могли оказаться в тех республиках по направлению после окончания высшего учебного заведения или по комсомольской путевке, по долгу службы, по причине создания семьи. Представьте теперь, что эти три человека внезапно становятся гражданами трех государств. Бесспорно, что таких судеб найдется немало. Но кто может гарантировать, что все они радуются рождению новой независимой страны, созданию местным народом самостоятельного государства? А кто может обвинять их в том, что они не радуются этому? После распада Союза приходится с пониманием относиться к проблемам, порожденным этим процессом, — проблемам миграции, языка и гражданства. Ожидать чего-то другого было трудно, когда жители многонационального Советского Союза вдруг разделились на 15 государств. К тому же крушение Советского Союза шло параллельно с небывалой безработицей, галопирующей инфляцией, разрывом хозяйственных отношений.
Хотя первоначально я был за сохранение Союза, со временем в моих выступлениях, интервью все чаще стало говориться о «полном суверенитете» республики. Например, на встрече с сотрудниками газеты «Егемен Қазақстан» в 1990 году я заметил, что «вопрос полного суверенитета — непростой вопрос». Нетрудно понять, что на уровне смысла речь шла о независимости. В то время для меня уже было ясно, что обновленный Союз не станет федерацией. За ушедшим временем не угонишься. Это все равно что пешком соревноваться с ветром. В свое время мы не прислушались к разумному предложению Андрея Сахарова о переформатировании Союза в содружество равноправных стран. Позднее пришлось заниматься этим с других позиций.
В начале 1990 года политическая ситуация в Казахстане осложнилась до предела. Поднялось национальное самосознание. В избранный в том году Верховный Совет пришли сильные люди, живущие заботой о народе. Могу сказать, что самый ценный опыт работы с депутатским корпусом я приобрел только в Верховном Совете Казахской ССР XII созыва. Тот Верховный Совет памятен решением двух принципиально важнейших вопросов. Первый — введение должности президента республики и избрание Президента Казахской ССР. Второй — принятие Декларации о государственном суверенитете Казахской ССР. Оба нововведения рождались в острых дискуссиях. Например, в проекте Декларации большой спор вызвал тезис о национальной государственности. Просматривая стенограмму сессии, я с благодарностью перечитал слова Узбекали Джанибекова, гневно выразившегося по поводу противопоставления понятий национальной государственности и правового государства; Салыка Зиманова — о том, что само правовое государство может быть создано благодаря формированию национальной государственности; Абиша Кекилбаева — о замечательном качестве перестройки, которая наглядно доказала, что без реального национального развития не может быть подлинного интернационализма. Особенно признателен достойной работе во благо страны деятелю науки, академику Салыку Зиманову, который в течение целых шести часов, стоя прямо перед своими коллегами, отвечал с большим терпением, недюжинным умом, тонкой дипломатией на самые разные вопросы (между ними были и проясняющие, и каверзные, и провокационные), расставил все на свои места. В целом испытываешь гордость, душевный подъем за свой народ, удовлетворение за тот Верховный Совет, собравший достойных людей, словно из одной когорты. Должен отметить его председателя Серикболсына Абдильдина, проявившего мастерство в организации работы того законодательного органа.
Имея такую поддержку, я подчеркнул: «Любое политическое действие должно опираться не на благие пожелания, а на конкретно существующую реальность. В этой связи нельзя согласиться с теми, кто хочет убрать из Декларации не только вопрос о национальной государственности в республике, но и вообще слова о казахском народе.
Мы рискуем быть неправильно понятыми казахским народом, который в данном случае будет поставлен в неравное положение с другими нациями СССР. Возьмите любую из аналогичных деклараций союзных республик — везде присутствует положение о национальной государственности. Политически неверно изымать этот тезис из документа только лишь на том основании, что численность казахского населения на территории республики не является преобладающей. Казахский народ, на протяжении всей своей истории доказавший приверженность идеям интернационализма, не заслужил подобного к себе отношения». Запомнился и накал страстей в спорах о том, человек какой национальности может стать президентом республики. После долгих дебатов приступили к голосованию, в результате которого 213 депутатов из 293 проголосовали за Декларацию, 71 депутат — против, 8 — воздержались, 1 депутат счел правильным не участвовать в процедуре.
Принятая 25 октября 1990 года Декларация «О государственном суверенитете Казахской ССР» явилась началом законодательного закрепления суверенитета республики. Но только началом. Декларация — документ, провозглашающий в торжественной форме основные принципы государства. Намерение. Но не результат. Хотя хороший результат начинается с доброго намерения, не так ли? С этой точки зрения Декларация о суверенитете имеет важное значение.