«Моя жизнь. От зависимости к свободе»

«Мой хороший и добрый друг Нурсултан Назарбаев, президент Казахстана. Мне кажется, он не одобрял моей отставки, но ничего не сказал об этом, держался, как обычно, основательно, сдержанно… У Нурсултана огромный запас прочности в своей республике еще с советских времен, я думаю, потому, что он не признает резких радикальных перемен, рывков, метаний ни в политике, ни в экономике. Ему удается сочетать в своем поведении восточную осторожность, взвешенность и современность. Он внушает чувство надежности. Не каждому это дано», — так написал Борис Ельцин в своей книге «Президентский марафон».
И вправду между мной и Борисом Николаевичем установились близкие взаимоотношения. Я уже говорил, что до августовских событий на встрече в Ново-Огареве он предлагал меня на пост премьера СССР. С Ельциным можно было работать на доверии. Он умел соглашаться с резонными доводами. Был вспыльчив, но и отходил быстро. Однажды он сделал мне неожиданное предложение: «Нурсултан Абишевич, а что если вы отдадите Тенгиз России?» Тенгиз — крупнейший нефтегазовый комплекс в Атырауской области. Объем только разведанной нефти составляет там 25 миллиардов баррелей. Я думал, он шутит, но по виду это было незаметно. Видимо, он захотел, что называется, прощупать меня. В ответ я тоже решил его прощупать: «Тогда отдайте нам город Оренбург вместе с областью». Ельцин отпрянул: «А что, у Казахстана к России есть территориальные претензии?» Я ответил ему быстро: «Да нет, Борис Николаевич. Просто вспомнил, что Оренбург до революции был столицей Казахстана…» Борис Николаевич весело посмотрел на меня и расхохотался.
Между нами было всякое. Каждый из нас всегда думал об интересах своей страны, поэтому приходилось и серьезно спорить. Но ни он, ни я не переходили границы дозволенного. Бывший премьер-министр Грузии Тенгиз Сигуа как-то говорил: «…Назарбаев вскочил и громко выругался по-русски. Уже протянул руку, но я схватил его, чтобы он не ударил Ельцина». Это написано в его книге «Почему распался СССР». Поэтому я должен раскрыть детали: действительно, на одном из саммитов СНГ Ельцин настолько вывел меня из себя, что я высказался довольно резко и грубо. Но рукоприкладства не было. Чтобы мы с Ельциным дошли до таких абсурдных крайностей — такое было просто невозможно. Видимо, грузины и других считают такими же горячими, как они сами. Кстати, Ельцин, хотя и казался на первый взгляд человеком громовым и несдержанным, со всеми разговаривал только на «Вы», что говорит о многом. И наоборот, Горбачев, на публике прикидывавшийся этаким эталоном вежливости, и к молодому, и к старому обращался на «ты». Станислав Шушкевич вспоминал: «Когда я приехал в Кремль и первый раз встретился с Горбачевым лично, он обратился ко мне на «ты». А я ведь даже к студенту никогда на «ты» не обращался! В общем, мне это не понравилось».
В трудной ситуации, сложившейся к 1991 году, Ельцин выбрал путь упорства и противостояния. Чтобы «подсидеть» Горбачева, он не страшился столкнуть государство в пропасть, обострить и без того углубившийся кризис. Это парадоксально, что умным людям бывает трудно найти общий язык. Да, неправильно думать, что такую великую державу, как СССР, сгубила грызня этих двух людей… И все же эти двое от души «поработали» на то, чтобы расшатать государство: один — отходом от реальных дел и подменой их эйфорией говорильни, другой — стяжанием славы и быстрым набором очков путем раздачи дешевых обещаний. В этом особо разрушительную роль сыграли нескончаемое противостояние Горбачева и Ельцина и влияние интеллектуалов из Межрегиональной группы, всеми силами подталкивавших Бориса Николаевича к завоеванию лидерства в стране. Многие прогнозировали, что эта политическая игра закончится уходом одного и победой другого, но мало кто предполагал, что именно из-за этого распадется такая огромная страна. В своем интервью еженедельнику «Неделя» (1989 г., № 23) (текст?) я говорил: «Вызывает горечь конфликт между Горбачевым и Ельциным. В отдельности они обладают потенциалами, которые могли бы хорошо дополнять друг друга, это так нужно стране! Скажу откровенно, что в последнее время я пытался активнейшим образом вмешиваться, чтобы сблизить их позиции. Вы знаете, что и с Ельциным у меня есть взаимопонимание, и с Горбачевым. Были долгие разговоры, беседы, в какие-то моменты мне казалось: вот-вот будет достигнут компромисс. И просто непонятно, как после таких встреч, когда вроде договорились, согласовали позиции, выходят — и каждый начинает гнуть свою линию, забывая о данном слове. Сказать, что Горбачевым и Ельциным руководят только амбиции, язык не поворачивается, потому что эти люди наделены таким доверием народа. Объяснить такую непримиримость чем-то иным — трудно. Жаль, очень жаль, что главная линия сегодняшней конфронтации пролегает именно здесь».
В Конституции СССР 1936 года указано, что каждая республика имеет право выхода из состава Союза. Но так, конечно, было только на словах. На деле ни в одной республике нет промышленного производства с полностью завершенным циклом. Финал какого-нибудь цикла обязательно «привяжут» к другой республике. Например, хлопок возделывается в Средней Азии, а в ткань он превращается в России. То есть при всем желании невозможно оторваться, уйдешь — не выживешь. Все это с самого начала было продумано с особым коварством и рассчитано надолго. Так, на западе Казахстана еще в то время имелись огромные запасы нефти и газового конденсата. Но их нельзя было переработать на своей земле, там же на месте превратить в бензин или в обычный потребительский газ. Но такие предприятия давно построены… в приграничных с Казахстаном областях России… Такое положение долго наблюдалось и после обретения нами независимости. Но, оказывается, в Конституции СССР 1977 года имелась одна брешь. Она заключалась в словосочетании «Советский Союз состоит из суверенных государств». Государств!.. Суверенных государств! Эта фраза, на которую раньше никто не обращал внимания, в сложной ситуации своевременно попалась на глаза. Если Союз состоит из государств, то это же не федерация, а конфедерация! Теперь люди стали копаться в республиканских конституциях. В Конституции Казахской ССР, принятой в 1978 году, было написано: «Казахская ССР — суверенная советская социалистическая республика». Государство! Не было сомнений, что и в других республиках формулировка была такой же.
После известных событий августа 1991 года началось формирование независимых государств. Это был период идеи суверенитета как некой панацеи от будущих проблем. Хотя об этом не говорилось открыто, возобладало представление о том, что стоит провозгласить независимость и самоопределиться в направлении демократии и рынка, как все трудности останутся позади.
Чтобы провозгласить независимость, следовало выйти из Союза.
А как выйти? И вообще, возможно ли выйти?
Но нашелся и этот путь. Называют и имя находчивого человека — Сергей Шахрай.
СССР был образован в 1922 году. Первоначально его учредили РСФСР, Украина, Белоруссия, Закавказье. Позже Закавказье было распущено и на его месте образовались три союзные республики. От учредителей СССР остались РСФСР, Украина, Белоруссия. Руководители этих трех республик объединились и решили сами… ликвидировать созданную ими федерацию. Они не стали брать во внимание то, что 17 марта был проведен Всесоюзный референдум относительно судьбы СССР, на котором большинство голосовавших поддержали сохранение СССР. Не стали брать во внимание, потому что в этот момент подходило к финалу соревнование по объявлению независимости, начатое Россией, подхваченное Украиной и так далее.
Встреча руководителей РСФСР, Украины, Беларуси в Беловежской пуще вовсе не была неожиданным событием. Все знали, что конец СССР неизбежен. Но заставляла сильно задуматься угроза того, что, осуществившись по непредсказуемому сценарию, крушение СССР может превратиться в жестокое противоборство разных политических сил.
8 декабря я по приглашению М. Горбачева поехал в Москву. 9 декабря руководители четырех республик — РСФСР, Украины, Беларуси и Казахстана — планировали встретиться и обсудить тему Союзного договора. В то время мы довольно часто собирались в Москве. И все дали согласие приехать. Однако накануне главы РСФСР, Украины и Беларуси тайно встретились в резиденции, что в одном из уголков белорусских лесов. Тем самым они опередили встречу с Горбачевым. В мемуарах, воспоминаниях и интервью Бориса Ельцина, Леонида Кравчука, Станислава Шушкевича открыто говорится о том, что беловежская встреча была организована не­ожиданно и тайно и что идея пригласить меня на встречу родилась в ходе беседы. До этого был разговор о создании новой федерации под названием Союз Суверенных Республик. Тогда получалось, что вместо СССР будет создано объединение, называемое усеченно — ССР. Слово, привычное и для глаз, и для слуха. Когда они собрались втроем, у них возникло сомнение, не будет ли эта аббревиатура воспринята как Союз Славянских Республик. И теперь вот потребовался президент-неславянин… Все трое непринужденно, открыто пишут, что в Беловежском соглашении было много элементов экспромта, что даже состав участников определялся на скорую руку. Кстати, в ту пору Солженицын, выступая на заседании Государственной Думы, выражал сожаление, что в Беловежье не пригласили Назарбаева. Болтовня. Приглашали. Я не поехал туда.
Нужны доказательства? Их хватает.
Вот что говорит Шушкевич: «Знаем, в Москву летит Назарбаев. Не позвать ли его к нам? Решили позвать. И ясное дело, лучше всего это сделать Борису Николаевичу. Связались с самолетом Назарбаева».
Кравчук: «Когда мы завершили работу над соглашением в Беловежье, Ельцин сказал: «Было бы неплохо пригласить Назарбаева». Звонит ему — там сообщают, что Назарбаев летит в Москву, а возможности связаться с самолетом не было».
Ельцин: «Когда документы в основном были готовы, мы решили связаться с Назарбаевым, чтобы пригласить его, президента Казахстана, в учредители содружества. Как раз в этот момент Назарбаев находился в воздухе, в самолете, на пути к Москве. Это была заманчивая идея — повернуть его самолет, чтобы он прямо сейчас же прилетел к нам. Мы попытались связаться с его самолетом. Выясняется, что в нем нет такой системы связи, по которой мы могли бы соединиться».
Для чего я привожу столь пространные отрывки, повторяющие друг друга? Чтобы доказать, что встреча была подготовлена весьма сыро.
Вслед за этим Шушкевич пишет: «Но по какой-то иной связи было сообщено, что самолет Назарбаева не может вылететь из Москвы по техническим причинам. Каждый шаг Назарбаева был иллюстрацией к расхожим словам «Восток — дело тонкое» и до и после Вискулей». Действительно, Восток — дело тонкое.
Ельцин в своей книге обвиняет меня в том, что я не повернул самолет в Беларусь: «В эти часы Назарбаев должен был оценить тот евро-азиатский контекст, в котором находится Казахстан, его республика. Россия — да, с ней у Казахстана протяженные общие границы, общие связи и интересы. Но все-таки главное — Средне-Азиатский регион, соседи здесь. Братья по крови, по духу. Что же, это было независимое решение. Назарбаев не приехал. И мы втроем закрепили своими подписями историческое беловежское соглашение».
Это правдивые слова. Как только я приземлился в Москве, позвонил Б. Ельцин. Так-то и так-то, мы здесь в Беловежье приняли решение, подготовили соглашение, было бы хорошо, если бы ты поддержал нас и подписал документ. Что за документ? О чем? Как же я полечу туда, не разобравшись в сути проблемы? Разумеется, не могу полететь. Отсюда вполне понятно: они хотели избежать разговоров о том, что три славянские республики, сговорившись, приняли уединенное решение. Уму непостижимо: как это можно вот так легким мановением руки решить судьбу целого государства?
Сергей Шахрай, находившийся в гуще этой встречи, более того, даже набравший текст соглашения вручную на печатной машинке, в своей изданной в 2021 году книге «Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина» пишет об этом так:
«В какой-то момент, когда определились с главными формулировками, позвонили президенту Казахстана Назарбаеву, хотели, чтобы он тоже подписал. Было важно опереться на поддержку такого авторитетного лидера. Но он не прилетел.
Есть такая легенда, что Нурсултан Абишевич направлялся в Вискули, но в Москве его перехватил Горбачев, якобы пообещав пост премьер­министра СССР.
Эта версия мне кажется натянутой, потому что казахский президент — очень опытный политик. И он прекрасно знал, что союзного правительства в тот момент не существовало ни де-факто, ни де-юре: после путча старое ушло в отставку, а новое так и не сформировали. Работал только Межреспубликанский экономический комитет СССР, который возглавлял Иван Силаев. Непонятно, что мог бы возглавить Назарбаев? Это опять же к вопросу о «развале» и «заговоре» — что это за страна, у которой нет правительства?
Думаю, что Нурсултан Абишевич задержался в Москве и не полетел к нам в Вискули по «техническим причинам». Он человек крайне осторожный. Наверное, хотел немного подождать — посмотреть, чем все это закончится».
Итак, Назарбаев не приехал. Почему не приехал?
Уже по тому, что встреча проходила в неофициальной форме, а если назвать вещи своими именами — обособленно, даже тайно, что об этом не знал руководитель страны, можно было догадаться о характере тамошнего разговора. Меня приглашали туда для подписания соглашения в качестве четвертого учредителя. Как писал Шушкевич, мой самолет по техническим причинам не мог вылететь из Москвы… А с какой стати самолет должен был вылететь? Давайте порассуждаем.
С одной стороны, совсем незадолго до этого по всей стране был проведен референдум, большинство участников которого проголосовало за сохранение СССР как целостного государства. Понятно, что в Казахстане удельный вес сторонников сохранения СССР был больше всех других республик (более 94%). Нельзя не считаться с волеизъявлением народа. Ведь могут же спросить: «Зачем тогда проводили референдум?» С другой стороны, мое внутреннее убеждение как политика подсказывало мне, что я, как руководитель республики, более половины населения которой составляют представители других национальностей (доля казахов составляла всего лишь 39%), не могу не только подписывать такое соглашение, но даже участвовать в обсуждении этого вопроса. Дело даже не в том, что главе такой многонациональной, многоязычной, многоконфессиональной страны, как Казахстан, не к лицу поступать так. Таково было мое кредо — лучше держаться подальше от шагов, разъединяющих не только союзные республики, до последних дней жившие под крышей одной страны, но даже близких родственников. Кстати, буквально за 24 дня до этого, то есть 14 ноября, мы встречались в Ново-Огареве и в течение нескольких часов обсуждали эту тему. На итоговой пресс-конференции Михаил Сергеевич попросил всех нас ответить на вопрос агентства «Интерфакс»: «Будет ли Союз?» Выступивший первым Ельцин сказал: «Трудно точно сказать, сколько государств войдет в состав Союза. Но после сегодняшнего обсуждения я твердо верю, что Союз будет». После него выступил я: «Вы все знаете, что Казахстан поддержал сохранение Союза, но мы хотим, чтобы это был не прежний Союз, а обновленный Союз, союз суверенных, равноправных государств». Президенты Беларуси, Кыргызстана, Туркменистана, Таджикистана в основном высказались в этом же духе. Но теперь вот не прошло и месяца, как мнения изменились коренным образом. Правда, в той встрече в Ново­Огареве президент Украины не участвовал.
Я не хочу заострять внимание на внешних деталях: на том, что приглашение Назарбаева в Беловежье было связано с внезапной мыслью привлечь к подписанию президента неславянской национальности; что многие участники того события оставили письменные воспоминания о том, как на протяжении двух вечеров обильно разливалось и потреблялось спиртное; что Петр Кравченко, в то время исполнявший обязанности министра иностранных дел Беларуси, в своей книге «Беларусь на распутье, или Правда о Беловежском соглашении» так и написал: «Беловежские соглашения стоили нам 23 литра самогонки». Даже без этого сомнительных моментов в Беловежском соглашении набирается предостаточно. Спустя шесть лет Александр Лукашенко раскрыл такие сведения: в том лесу Кравчук и Шушкевич обещали Ельцину должность президента СССР. Факт обсуждения такого варианта не отрицает полностью и сам Ельцин:
«Да, и этот «выход» я тоже не мог не иметь в виду.
Попытаться легально занять место Горбачева. Встать во главе Союза, начав заново его реформу «сверху». Пройти путь, который не сумел пройти Горбачев из-за предательства своего ближайшего окружения. Постепенно, планомерно демонтируя имперскую машину, как это пытался делать Михаил Сергеевич.
Возможности для этого были».
Ладно, отнесемся к этому как к разным сценариям развития событий. Но ясно одно: в те дни надвигалась другая опасность. Это была опасность разделения страны на два союза — выражаясь условно, разделения на славянский и тюркский союзы. Понятно, что ко второму союзу присоединился бы и Таджикистан.
Александр Минкин писал так:
«Россия делает все, чтоб оттолкнуть от себя бывшие республики Средней Азии. Все, чтобы их сплотить.
Вместо единственно умной внешней политики — окружать себя друзьями и ссорить их между собой — мы сделали прямо противоположное.
Сперва в Беловежской пуще создали славянский союз.
Узнав, что Россия, Украина и Белоруссия объединились и упразднили СССР, все в тот вечер ждали известий о возникновении — в противовес — исламского союза.
Как удержался от этого обманутый и оскорбленный Назарбаев — Аллах ведает».
Но я не обманулся. А поскольку не обманулся, то и не был оскорблен.
Мы отказались от создания тюркского союза в противовес славянскому союзу.
Прислушавшись к голосу разума и призвав в товарищи хладнокровие, мы приняли такое решение.
13 декабря в столице Туркменистана — Ашгабаде собрались руководители центральноазиатских республик: С. Ниязов, И. Каримов, А. Акаев, Р. Набиев и я. Как только сели за стол переговоров, туркменская сторона выдвинула на обсуждение подготовленный в качестве ответа на Беловежские соглашения проект о создании Тюркского союза, то есть конфедерации государств Центральной Азии. В проекте осуждались действия руководителей славянских стран. Отмечая большую опасность такого разделения, я предложил не принимать решение в официальной форме. Ельцин настойчиво агитировал нас присоединиться к тройственному союзу. Он сильно испугался возможности создания союза тюркских государств. Проанализировав столь сложную и противоречивую ситуацию, я заявил: «Мы не присоединимся к такому союзу трех стран. Возможно, необходимо на общей встрече обсудить не беловежский, а общий для всех нас вопрос о создании равноправного нового союза». «Славяне» приняли мои доводы. Для этого я предложил в ближайшее время встретиться в Алматы и узаконить образование Содружества. Президенты согласились со мной и попросили довести до сведения «славян» требование, чтобы подписывающие будущее соглашение стороны имели равные права. К нашей чести, мы сумели принять новое разумное решение. В ту трудную пору центральноазиатские республики сделали все возможное, чтобы предотвратить тюрко-славянское противостояние. Даже страшно подумать, что бы было, если бы мы пошли на поводу у тех, кто стремился разъединить народы по этническим и конфессиональным признакам, кто призывал без промедления учредить Туркестанскую конфедерацию. Эту опасность, конечно, почуяли и «славяне». Б. Н. Ельцин несколько раз звонил в Ашгабад и спрашивал, что решили. Волновался. Пока не закончилась встреча в Ашгабаде, все три руководителя, участвовавшие в беловежской встрече, да и сам М. С. Горбачев почти каждый час переговаривались со мной. Поддержка моей линии со стороны И. Каримова окончательно решила судьбу дела. В конце концов мы решили начать диалог со славянскими республиками, не допустить распада СССР по оси Европа – Азия. Мы заявили, что в создаваемое Содружество войдем не как присоединившиеся стороны, а как полноправные учредители. Нас пригласили в Беларусь, чтобы подписать документы. Мы не согласились. Ибо в таком случае мы бы действительно оказались в роли «присоединившихся». Я предложил следующую встречу провести в Казахстане. Предложение было принято. Мы договорились не откладывая в долгий ящик собраться в Алматы и совместно решить судьбу СССР.
Руководствуясь общим решением, я приложил все усилия для организации встречи руководителей независимых государств в Алматы. Были продуманы все возможные меры предосторожности, чтобы свойственные столь экстремальным ситуациям нервозность и аффектация не обострились накануне встречи. Было сделано все, чтобы вместо обидчивости, напыщенности и ненужных словопрений возобладали гибкость и политическая выдержка. И чтобы по итогам встречи в Казахстане никто не почувствовал себя проигравшим. Была проведена тщательная подготовительная работа, в ходе которой наши эксперты побывали в Москве, Минске и Киеве и основательно согласовали каждую строчку будущих документов.
В результате мы сделали очень многое — значительно больше, чем ожидалось. Одиннадцать государств приняли решение объединиться в Содружество — качественно новую структуру, которая являлась ни государством, ни надгосударственным образованием. В связи с созданием СНГ Союз Советских Социалистических Республик с его 69-летней историей отныне прекратил свое существование и вошел в анналы истории. Можно с уверенностью сказать, что учреждение Содружества стало единственно правильным путем к скорейшему достижению компромисса между бывшими республиками СССР, к которому они пришли на основе свободного выбора ради общего будущего. Тогда-то и родилось толкование «Сумели Навредить Горбачеву», которым лишенный власти, обиженный Михаил Сергеевич расшифровывал аббревиатуру СНГ.
Огромное государство, называемое Союзом Советских Социалистических Республик, официально было упразднено в Алма-Ате. Исторические решения о роспуске СССР и создании Содружества Независимых Государств были приняты 21 декабря 1991 года на встрече глав независимых государств в столице Казахстана. В тот же день была подписана Алма-Атинская декларация. Впоследствии это решение ратифицировали парламенты подписавших его государств. Таким образом, существование СССР было прекращено и де-юре. Кажется, именно тогда город Алма-Ата впервые прославился на весь мир. И нет никакого преувеличения в том, что в те дни внимание всего мирового сообщества, обеспокоенного происходящим в СССР, было приковано к Алма-Ате. В те дни я сказал коллегам: «Решая судьбу нашего Содружества, мы во многом определяем политический, экономический и нравственный климат планеты, ждущей от нас ответственного, подлинно демократического и цивилизованного подхода к решению сложных, но, как мне кажется, далеко не безнадежных проблем. Призываю вас, дорогие друзья, проявить максимум терпения и взаимопонимания, политической гибкости в достижении столь необходимого нам компромисса».