«Моя жизнь. От зависимости к свободе»

Получив поддержку всего народа, мы провозгласили одностороннее запрещение испытаний ядерного оружия, закрытие Семипалатинского полигона, ставшего в буквальном смысле головной болью всех казахстанцев, и навечно объявили нашу страну территорией, свободной от ядерного оружия.
Ядерные испытания, длившиеся многие годы, привели к очень серьезному экономическому ущербу, социальному, духовному упадку. Они легли на плечи народа тяжелым бременем. Вследствие этого народное сопротивление созревало давно. Такой шаг был предпринят впервые в мире. Он изменил взгляд многих государств на ядерное оружие, повлиял на то, чтобы подходить к данной проблеме взвешенно и с максимальной ответственностью.
В условиях того периода непросто было пойти на такое. Хотя Казахстан заявил о своем суверенитете, давление Центра усиливалось еще больше. Это правда, что

Однако закрытие полигона было не главным делом, а лишь начальным, но важным шагом. Главный вопрос заключался в том, какова будет дальнейшая судьба ядерного оружия, расположенного на казахской земле. Данная проблема была значительно сложнее и с политической, и с технической точки зрения. Несмотря на свою отсталость в экономическом и социальном развитии, Советский Союз смог разрешить весьма трудный для государственной безопасности узел. Специалисты все как один говорили, что по ядерному оружию и его носителям страна добилась стратегического паритета с США, а по отдельным позициям обладала военным потенциалом, превышающим суммарную мощность стран НАТО. Поэтому Запад, понимая, что СССР болен неизлечимой болезнью и вряд ли поправится, теперь стал ломать голову над тем, в чьих руках останется огромное количество этого страшного оружия, каково будет его состояние в перспективе. Самое опасное ядерное оружие — шахтные межконтинентальные ракеты — размещалось в Казахстане. В нашей республике имелось 1 216 ядерных боеголовок для межконтинентальных баллистических ракет и тяжелых бомбардировщиков. Многие думали, что они расположены на Семипалатинском полигоне. Это не так. Шахтные стартовые установки ракет размещались в разных концах страны. Недалеко от нынешней Астаны, в Акмолинской области, стояла дивизия ракетных войск стратегического назначения. Еще одна такая же дивизия находилась в Восточно­Казахстанской области. В Кызылординском регионе располагался комплекс стартовых установок из 14 шахт, в Семипалатинском — имелось 12 шахтных комплексов. Не хочу перечислять все, одним словом, в Казахстане было сосредоточено 148 шахтных установок для межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования. 148! Даже страшно представить себе все это! Признаться, я всегда вздрагивал при виде этих ракет, которые на Западе называли СС-18 «Сатана». Длина ракеты составляла 34 метра, толщина — три метра.
Да, полигон был закрыт, но в Казахстане оставалось ядерное оружие. Огромное количество! Ядерного оружия! Это — стратегические ракеты с разделяющимися боеголовками и дальние бомбардировщики, начиняемые атомными и термоядерными зарядами. В шахтах имелось 104 межконтинентальные баллистические ракеты с ядерной боеголовкой каждая. Одна ракета весила 7,6 тонны и имела радиус поражения около 12 тысяч километров. Весь этот грозный потенциал по своей мощности занимал четвертое место в мире.
Таким образом, по сравнению с некоторыми другими ядерными державами на территории Казахстана находился гигантский по своей поражающей способности ядерный арсенал. Совокупная суммарная ядерная мощь казахстанского оружия была достаточна для гарантированного уничтожения важнейших стратегических объектов всех потенциальных противников бывшего Советского Союза. Использование этого оружия позволяло буквально стереть с лица Земли целые государства.
Все это наследие не было привезено откуда-то и установлено в Казахстане в готовом виде. Здесь нужно сказать открыто вот еще о чем. В Казахстане имелась и необходимая инфраструктура, и соответствующая ресурсная база для производства активных компонентов ядерного оружия. Я выше сказал, что в Курчатове проживали 50 тысяч человек. Плюс к этому в Алматы работал институт ядерной физики, профессиональный уровень ученых был очень высоким. Еще один важный момент. Это наши запасы урана. 25 процентов всех мировых запасов разведанного урана имелось у нас в Казахстане. И вообще, напомню, что половина мирового запаса урана имеется в Южно-Африканской Республике и Казахстане. Мы обеспечивали 85 процентов потребности в ядерном топливе всех атомных установок и объектов страны. Обогащенный уран можно использовать и как топливо ядерных энергетических установок, и для создания атомного оружия. В то же время понятно, что «ядерный чемодан» находился в Москве, специалисты по обслуживанию этого оружия были только в Центре. Это решение принималось в очень сложных условиях того времени. Ибо в тоталитарном обществе любое проявление свободной мысли, любое волеизъявление народа наталкивались на жесткую реакцию. С приходом политики гласности стали появляться искорки демократизации общественной жизни. И люди поверили в это. Я выше писал, что руководство Казахстана еще в 1987 году начало поднимать вопрос о закрытии полигона. Но нельзя сказать, что наша работа длилась всего четыре года, потому что она на этом не закончилась.
Теперь перед нами встала большая, судьбоносная дилемма. Будет ли Казахстан государством с ядерным оружием или будет государством без него? Это был тот самый мучительный гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?» Я всем сознанием, душой и сердцем ясно понимал: все зависит от решения вопроса, какое выбрать направление на распутье.
Это было состояние, терзавшее мою душу, морально угнетавшее меня в те месяцы, в те напряженные дни и бессонные ночи. На первый взгляд казалось, что все ясно. Вчерашний Советский Союз построил для тебя полигон, построил на твоей земле сотни шахтных установок, зарядил их межконтинентальными ракетами. Все готово. Стоит взять все это в свои руки, и ты станешь обладателем четвертого арсенала в мире по мощности. С тобой будут считаться и близкие, и чужие. Будут опасаться тебя. Не говоря о нашей республике, которая только начала формироваться как независимое государство, входить в число пяти стратегических держав мира не снилось даже многим, давно ставшим самостоятельными странам. Но это только на первый взгляд. К сожалению, и у нас были политики, деятели, поддавшиеся этой заманчивой идее. Они порой напрямую доказывали необходимость оставления любой ценой ядерного оружия на территории Казахстана.
28 августа 2001 года, когда исполнилось десять лет со дня закрытия Семипалатинского ядерного полигона, в Алматы состоялась презентация моей книги «Эпицентр мира». В своем выступлении на презентации я открыто говорил о том, как трудно было принять решение об отказе от ядерного оружия, как много раз даже внутри страны становился объектом критики, как мне предъявляли тяжелые обвинения, что, отказываясь от такого мощного щита, я якобы не думаю о безопасности страны. В беседе с журналистами академик Р. Н. Сагдеев отмечал, что в свое время со стороны ряда мусульманских стран на Президента Казахстана было оказано давление по этому поводу. Хочу остановиться на этом.
Говорить о давлении, может, не совсем точно. Но, действительно, со всех сторон велась тенденциозная пропаганда, звучали настойчивые просьбы. Особенно усердствовали представители некоторых мусульманских стран, которые, передавая приветствия своих руководителей, советовали не выпускать из рук «исламскую бомбу». Предлагали Казахстану большие деньги для сохранения ядерного арсенала. В ту пору некоторые зарубежные информационные средства перешли даже на открытый шантаж. По их утверждению, Назарбаев якобы два раза тайно ездил в Тегеран и договорился продать ядерное оружие. Было письмо и от Муаммара Каддафи, который просил меня сохранить атомное оружие «ради исламского благополучия». Одно богатое нефтедобывающее государство предлагало нам для сохранения ядерного оружия 6 миллиардов долларов. В Алматы на «Боинге-747» прилетел и председатель Организации освобождения Палестины Ясир Арафат. «боинг» ему предоставил ливийский лидер Каддафи. Арафат своим красноречием всячески старался уговорить меня любой ценой оставить ядерное оружие в Казахстане. Самые интересные в его речи были следующие слова: «Если вы оставите ядерное оружие у себя, то получите столько стодолларовых банкнот, сколько может вместить этот самый «боинг».
Неоднозначны были мнения и внутри страны. Один полковник говорил: «Оставшись без оружия сдерживания (в данном случае это ядерное), мы настежь откроем свои двери для всякого рода авантюристов. Кто сейчас может выступить гарантом безопасности наших границ? Или на самом деле нам нечего защищать? Без ядерного оружия мы разве сильнее Кувейта?..» А один политик вовсе был категоричным: «Наличие ядерного оружия на территории Казахстана надо воспринимать как аксиому, высказанную Богом Адаму: «Вот, Адам, это — Ева, выбирай себе жену», следовательно, ему нет никакой альтернативы». Были и создатели планов типа «ядерные Нью-Васюки», согласно рассуждениям которых могущественный Казахстан автоматически станет центром защиты многих стран, не имеющих ядерного оружия, нуждающихся в нашей заботе, государственные деятели ядерных держав будут стоять в очереди, чтобы вести с нами переговоры… Какой довод можно было привести против них?
У казахов есть пословица «Қарғайын десем — жалғызым, қарғамайын десем — жалмауызым» (что примерно означает «Нельзя проклинать единственного сына, но как не проклинать, если он отвратителен»). Ее можно употребить и применительно к ядерному оружию, оставшемуся на нашей территории. Вообще-то, Казахстан мог бы и содержать у себя, и контролировать тактические ядерные силы. Вопрос в другом. В условиях обретенной независимости мы уже не имели никакого права на продолжение взрывов на родной земле, и без того в течение сорока с лишним лет страдавшей от этого ужаса. В словах песни «Заман-ай» («О времена»), ставшей как бы гимном движения «Невада — Семей», есть такие строки: «Почему мы пьем яд вместе с водой? Почему гибнет наш скот? Чем губить родную землю, о времена, почему от позора не проваливаемся сквозь нее?» (аудио) Эти горестные слова придавали нам силы и призывали к действию.
Дело не только в этом психологическом факторе, но и в том, что владение таким оружием для молодого государства имело больше вреда, чем пользы. Тут речь идет даже не об огромных материальных издержках, связанных с сохранением ядерного оружия. Хотя в плане справки надо сказать и о том, что на содержание одной полнокровной ракетной дивизии в то время требовались затраты, равные содержанию всех вооруженных сил Казахстана того времени.
Вхождение еще одного государства в число пяти держав (США, СССР, Китай, Великобритания, Франция), которые признаны ядерными и взяли на себя обязательство о нераспространении этого оружия, нарушило бы систему ядерного нераспространения, сформированную в мире в послевоенные годы и сохраняемую с трудом.
Это — политическая сторона проблемы.
Как теперь быть? Что же получается: мы должны имеющееся у нас оружие просто отдать кому-то и довольствоваться тем, что избавились от него? Но в большой политике так не делается. Такими элементарными решениями нельзя защитить в полной мере государственные интересы. Все надо решать разумно, находя оптимальный выход из положения. Обращавшиеся к Казахстану с призывом поскорее вступить в «безъядерный клуб» исходили из собственных приоритетов обеспечения безопасности своих народов, защиты своих стратегических интересов. Однако и логика наших действий также исходила из того же.
Да, в 1991–1992 годах я неоднократно говорил, что ракеты остаются на казахской земле. И накануне официального визита в Великобританию осенью 1991 года на пресс­конференции с британскими журналистами в Москве я сказал о невозможности передислокации ядерной техники, следовательно, все вооружение, размещенное на территории нашей страны, будет оставаться у нас. Свою позицию я высказал и в интервью американской газете «Крисчен Сайенс Монитор»: «Я направил президенту Бушу письмо, в котором сообщил ему о нашем намерении стать безъядерным государством. Однако до тех пор, пока ядерные боеголовки не будут уничтожены, я попросил временно рассматривать Казахстан как ядерную державу». В интервью газете «Вашингтон пост» я более конкретизировал свое мнение: «Мы не знаем, что произойдет с Содружеством, что произойдет с российским руководством. Почему США не требуют того же, что они требуют от нас, от Индии и Пакистана? Почему ни Англия, ни Франция в течение 30 лет не участвовали в режиме нераспространения? Почему вы оказываете такой нажим на Казахстан? Это некорректно!» И у нас в стране в ходе прямого эфира я подчеркивал, что атомные ракеты управляются из одного центра, поэтому пусть они стоят там, где сейчас находятся. Конечно, все это не было моей конечной целью. Главной целью было повышение любой ценой значимости оружия, расположенного на нашей территории, следовательно, и значимости страны, и в конце концов получение гарантий безопасности нашего государства в качестве обязательного условия отказа от ядерного оружия.
Разговоры об этом шли давно. Еще в советское время, точнее, 16 марта 1991 года государственный секретарь США Джеймс Бейкер пригласил меня в московское посольство. Мы встретились далеко за полночь. В той беседе я довел до сведения Дж. Бейкера, что мы будем вынуждены оставить в Казахстане стратегические ракеты, предупредил, что не имею права переводить их в другое место, пока не будут даны твердые гарантии безопасности моего государства. Хотя Дж. Бейкер тогда не согласился со мной, но оставил впечатление, что считается с нашей позицией. У нас и друг о друге сложились хорошие впечатления. Позже Джеймс Бейкер в своей книге «Политика дипломатии» так писал о нашей встрече: «Когда я добрался до своей комнаты в три часа утра, я чувствовал, что мои три часа, проведенные с Назарбаевым, были среди лучших встреч, которые я имел до этого. Он был впечатляющим лидером, одним из тех, кого нельзя переоценить… Назарбаев имеет и видение того, что необходимо, и точное понимание того, как поставить дело на твердую почву». Спасибо за добрые слова. А так он вполне мог обидеться на меня. Только за один день он четыре раза разговаривал со мной и четыре раза удалялся, чтобы сделать доклад своему президенту.
Вопросу ядерного оружия, которое в то время оставалось в Казахстане, больше внимания уделяла заокеанская Америка, нежели Россия, погрязшая в своих проблемах. Доказательство этому — приезд Дж. Бейкера 17 декабря в Алматы, то есть сразу на второй день после провозглашения нашей независимости. Конечно, он приехал не для того, чтобы поздравить нас с независимостью, а для того, чтобы узнать, какова будет дальнейшая судьба ядерного оружия, имеющегося на территории Казахстана. В тот раз государственный секретарь вручил мне официальное приглашение президента США Дж. Буша посетить с официальным визитом его страну.
И они, и мы знали о главном вопросе повестки дня предстоящей поездки. Визит состоялся в мае 1992 года. Он был одним из самых сложных рубежей на пути независимости нашей страны. Мы действительно оказались в нелегком положении. Моя встреча с американским президентом переносилась три раза. Так как мы спорили, дискутировали по каждому пункту будущего документа. нашим главным условием было гарантирование безопасности Казахстана. Американцы не соглашались с этим. В конце концов они пошли на прессинг. Но мы заявили, что если сегодня не подпишем документ по ядерному оружию, завтра не будут подписаны все остальные межгосударственные документы. А там — важнейшие вопросы экономического сотрудничества, но никаких гарантий безопасности Казахстана. Я решил стоять до конца и объявил, что в таком случае будем собираться обратно. В итоге американцы уступили. Был подписан документ о том, что США предоставят нам такие гарантии и предложат это и другим ядерным державам. Мы договорились установить стратегическое партнерство в экономике.
В 1992 году Соединенные Штаты хотели добиться от нас просто безъядерного статуса. Но моя позиция была однозначной — сначала гарантии безопасности великих держав, а затем мы отказываемся от всего ядерного оружия, которое находится на территории республики. Газета «Вашингтон пост» в связи с этим писала, что я «выразил раздражение последними попытками США заставить Казахстан дать категорические гарантии того, что он станет безъ­ядерным государством». Официальные лица США хотели, чтобы Казахстан подписал ДНЯО (Договор о нераспространении ядерного оружия) в качестве «безъядерной страны». Мы категорически отказались от этого.
Как бы то ни было, все закончилось благополучно. Мы обязались подписать договор о сокращении ядерного стратегического вооружения и вывести из Казахстана с помощью России 120 ракет СС-18. В соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций США обязались предпринять все необходимые шаги в случае агрессии против Казахстана. Плюс к этому в Вашингтоне нам удалось добиться целого пакета договоренностей об оказании технической помощи, о сотрудничестве в области торговли и энергетики, о предоставлении американской компанией «Шеврон» инвестиций в сумме 10 миллиардов долларов для разведки нефтяных месторождений в Казахстане.
Наша позиция в Вашингтоне привела Запад в серьезное замешательство. В Казахстан зачастили политические лидеры. Среди гостей были и министры иностранных дел ядерных держав. С визитом побывал государственный министр Франции, министр иностранных дел Р. Дюма. Я повторил ему то же, что говорил в Америке.
К тому времени в США произошла смена президента. К власти пришел Билл Клинтон. Слава богу, нам удалось добиться преемственности в политике. В этом нам помог… Иран. Клинтон в своей книге «Моя жизнь», говоря об официальном визите в Москву, так писал о действиях по закрытию доступа других стран к ядерному оружию, оставшемуся на постсоветском пространстве: «На следующий день после участия в праздничных торжествах мы встретились с Ельциным в Екатерининском зале московского Кремля. Я начал с Ирана, напомнив Ельцину, что мы вместе работали над обеспечением вывоза ядерного оружия с территории Украины, Беларуси и Казахстана, — теперь нам необходимо воспрепятствовать тому, чтобы его обладателями стали государства, представляющие потенциальную угрозу для обеих наших стран, такие как Иран».
Хотя окончательное решение США о предоставлении гарантий государственной безопасности нашей страны было принято при администрации Клинтона, и в этом деле имеется немало различных нюансов. Когда в Алматы прибыл новый государственный секретарь США У. Кристофер, он добивался, чтобы мы подписали Договор о нераспространении ядерного оружия без всякой компенсации. И в этот раз встреча длилась долгих три часа, пришлось подробно рассказывать о геополитическом положении Казахстана, доказывать, что документ будет подписан лишь в случае предоставления гарантий безопасности, причем будет подписан только во время личной встречи с президентом США. Я сказал: «К договору мы не присоединимся. Уничтожать ядерные ракеты не будем. В соответствии с договором СНВ-1 мы будем постепенно, пропорционально остальным странам сокращать ракеты». Он очень удивился. Даже, можно сказать, оскорбился. Вот почему он после завершения переговоров заметил: «Гос­подин президент, вы, оказывается, крепкий орешек». Газета «Нью-Йорк таймс» 24 октября 1993 года в связи с такими «неувязками» опубликовала пространный материал Элейн Сиолино под броским заголовком «Казах использует Америку для повышения своей репутации». Приведу один фрагмент: «Президент Казахстана сыграл в политику сегодня с Соединенными Штатами и победил. Было запланировано, что Президент Назарбаев и Госсекретарь Уоррен Кристофер подпишут и отпразднуют техническое соглашение, которое в деталях расписывает то, как Казахстан потратит 85 миллионов долларов американской помощи для демонтирования ядерного оружия.
Но когда г-н Кристофер сегодня утром прибыл в кабинет Назарбаева, казахский лидер предложил ему отложить свою ручку. «Конечно, Казахстан желает подписать соглашение, — сказал он, — но только… лицом к лицу с Клинтоном».
В декабре 1993 года в Алматы приехал вице-президент США А. Гор. В ходе длительной беседы с глазу на глаз я объяснил ему подробно, почему придерживался такой позиции в вопросе ядерного оружия. К тому же сказал, что при выводе из страны ракет надо оплатить за все использованные для этого установки и оружейный уран. Это должно быть компенсацией ущерба, нанесенного нашей земле. В конце концов в США была создана программа сенаторов Нанна — Лугара и мы договорились, что Казахстану будет выплачен в общей сложности один миллиард долларов.
Закрытие полигона — только начало большого дела. Потому что на нашей земле сохранялось весьма грозное наследие «холодной войны» — ядерный заряд, установленный бывшими военными ведомствами до закрытия полигона. О наличии этой угрозы знала лишь небольшая группа специалистов Казахстана и России, но, несмотря на это, я, как Глава государства, постоянно думал о возможности ее ликвидации. По моему поручению готовились варианты уничтожения заряда в безопасной для людей и окружающей среды форме. В результате специалисты приняли оптимальное решение: взорвать заряд с помощью обычного взрывного устройства. В таком случае не будет ядерного взрыва, полностью исключается возможность распространения радиации и рентгеновских лучей. Весь ход разделения заряда на части проходил под моим строгим контролем. В те дни информация о проведении этой уникальной операции постоянно поступала мне. Таким образом, Казахстан обеспечил строгий контроль за действиями военных и специалистов. В конце концов усилиями российских и казахстанских ликвидаторов была поставлена последняя точка в «ядерной биографии» нашего государства.
Шаги Казахстана в сфере разоружения получили высокую оценку ведущих держав мира и международных организаций — это известно всем. Председатель Китайской Народной Республики Си Цзиньпин в своем выступлении на саммите глав государств по ядерной безопасности, прошедшем в нидерландском городе Гаага, так отметил вклад нашей страны в это дело: «Китай вместе с Россией и Казахстаном запустил ряд проектов сотрудничества в борьбе с незаконным оборотом ядерных веществ».

Отказ от ядерного арсенала определил будущую стратегию Казахстана в деле глобальной безопасности. Мировое сообщество по достоинству оценило этот важный вклад, внесенный нашей молодой страной. В дни, когда в 2010 году в Вашингтоне проходил Глобальный саммит по ядерной безопасности, журнал Foreign Policy писал: «Вашингтон оказал почет Казахстану, отказавшемуся от принадлежащей ему части советского ядерного арсенала, который выиграл в деле, являющемся конечной целью всего мира — полным ядерным разоружением».